Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Саня, трезвеннику всегда больше надо! — Владимир ожидал подобного развития ситуации, ожидал, что останется без работы: повсюду оптимизация, реструктуризация, а проще — сокращение. Знал, что это коснется и его рано или поздно, но надеялся: предложат что-нибудь подходящее. Однако случилось это раньше, чем он предполагал, и ничего взамен не предложили. Просто позвонили из головного офиса: «Владимир Павлович, мне выпала неприятная миссия сообщить, что вам надо написать заявление по собственному желанию», — вежливая трубка прижалась к качественному мясистому уху Доброскокова. Хотела, наверное, навсегда запечатлеть рисунок его ушной раковины, подобно папоротнику на каменном угле. «Готов», — сказал Владимир Павлович с неизменной вежливостью. Хотя и не был готов.
— Ну, слушай, Владимир Павлович! — бессовестный поэт Саня вернул его в реальность — под портреты государственного тандема, парившие под потолком. — Мент мне и говорит: на моем участке труп обнаружен, в речке Вонючке…
— В дренажном канале, — официально поправил Доброскоков. — Слышал…
— В речке Вонючке, — настоял Саня. — Я сначала перемохал, думал, хотят на меня этот труп повесить. Но нет, слава богу… Короче, говорит, надо вытащить. Магарыч, мол, с него… Ну, мне пришлось ехать с участковым, вытаскивать труп. Дали мне одеть ОЗК. Знаешь, что такое ОЗК?
— Общевойсковой защитный комплект, — отрапортовал Владимир Павлович. — Что я, в армии не служил? — он продолжал сортировать и рвать казенные бумажки.
— Что, следы заметаешь? — вдруг переключился сочинитель пошлых стихов на другую тему.
— Ты быстрее рассказывай про утопленника, бери на бутылку и…«давай, до свидания!» — неожиданно для себя Владимир с деланным акцентом процитировал глупенький припев.
А Гончар, не обращая внимания на слова Доброскокова, продолжал:
— Представляешь, понаехало человек десять-пятнадцать. Прокуратура-макуратура, пожарники, вояки… А труп, вижу, в камуфляже плавает — вниз лицом… Никто не хочет лезть, — печеное яблоко Саниного лица перестало быть вдохновенным. — Ну, пришлось мне лезть в воду, вытаскивать. Представляешь, это оказалась девушка-контрактница из местной воинской части. Кое-как вытащили, один пожарник помог. Там берег крутой, привязали ее к носилкам, потом на ремнях волоком тащили. Видно, красивая была, волосы золотистые по воде плавали… — вывел он резюме.
— К чему ты это мне рассказываешь? — пожал плечами Доброскоков. — Думаешь, я такой впечатлительный и добавлю на водку?.. Ну, на тебе еще тридцатку, только иди с богом.
— А рассказываю вот почему. Вот ты сейчас здоровый, упитанный, в каком-никаком кресле сидишь, хоть и последний день…
— Досиживаю… — уточнил Владимир Павлович.
— Ну, да… С тобой все еще хотят дружить и общаться, пока не узнают, что ты не у дел. И девушка та была молодой и красивой. Каждый с ней не прочь был задружить… А вот утонула непонятно как, точнее, помогли ей утонуть, как говорят менты. И никто не захотел ее вытаскивать. Позвали меня — алкаша. И ты вдруг сорвешься в речку Вонючку, никто не захочет вытаскивать. Придется меня звать…
— Саня, ты, по-моему, буровишь. Я еще не труп! — посмотрел исподлобья Владимир Павлович на Саньку. — Я еще здоровый и упитанный. Врежу промеж рогов, ты точно сам трупом станешь… — сказал так решительно, а на сердце у самого слякоть и… золотистые волосы утопленницы плавают по поверхности его души. Б-р-р-р…
— Палыч, я ж иносказательно… — печеное яблоко сделалось виноватым. — Я к тому, что доброжелателей у тебя всегда хватало, и они помогают тебя в речку Вонючку спихнуть. А я хоть и прошу на бутылку, но уважаю. Не у всех прошу, даже если приходится по два-три дня без дозаправки… — Саня развел руками, показывая мозолистые ладони — месяца три он работает дворником в компании «Чистые улицы». Заработок нормальный, его, правда, сразу же изымает жена Катюха. Впечатлений — масса, времени опять же для сочинительства хватает.
Александр еще в советские годы закончил филфак в приличном университете. Но в связи с его известным пристрастием диплом филолога уже долгое время пылился невостребованным среди рукописей и газетных вырезок. А вот стихи — перли, правда, если Гончар принимал допинг. И исполнял он их под гитару классно… Даже на Грушинском фестивале случилось выступить.
Владимир Павлович признавал, что Саня самый способный среди местной литературной братии. Но «продукт» его творчества никем особо не был востребован, а нормальные люди поэтов считают или психами, или шутами. Потому Доброскоков к Гончару относился снисходительно и был доволен, что в свое время оставил бестолковое литературное занятие. Правда, среди местных сочинителей — не особо могучей кучки поэтов-поэтессок и двух-трех протургеневских рассказчиков — стоял он особняком, числился в драматургах. Во! Когда-то Владимир сочинил одноактную пьесу, поставленную местным народным театром. Доброскоков уже тогда был маленьким чиновником — по культурной части. Так потом и не сошел с этой чиновничьей стези, но драматургию забросил. Ну разве что сценарии, случалось, сочинял к праздникам по производственной необходимости…
— Ну, Палыч, бывай, спасибо за подпитку. Я пошел, в случае чего обращайся. Метла всегда найдется, и вдохновение вернется. Может, ты второй Грибоедов… — предположил Гончар. — Сам Андрей Платонов дворником был…
— Я не второй Грибоедов и не третий Платонов, а первый Доброскоков! А Платонов, чтоб ты знал, дворником не был. Сам про себя анекдот запустил…
— Был он дворником, был… И Астафьев на мясокомбинате работал, и Бродский — в морге… — не унимался Саня.
— Слушай, ты меня уже достал…
— Ну, Владимир Павлович, обращайся, если что… — и ушел Александр Гончар, прихватив, исключительно из уважения к Доброскокову, шестьдесят рэ — на две самопальные водки…
Доброскоков встал из-за стола, прошелся по кабинету. За окном слякотила поздняя осень. Самовлюбленная реклама сочилась сквозь сумерки, обещая комфорт от пластика. Глаза упирались в заброшенную стройку. Летом, бывало, здесь местная пацанва устраивала паркур — травмоопасную беготню и прыготню по бетонным рытвинам. Сейчас стройка, подсвеченная неоном рекламы, ежилась арматурой полуразрушенных плит перекрытия и ребрами лестничных пролетов. В блоках серого фундамента покоились замурованные тайны большого кидалова по имени «Жилищный кооператив № 15». Люди, заплатившие дважды за будущие квартиры, так их и не получили — лихие 90-е, понимаешь… Его, Доброскокова, бог миловал, а ведь пытался он втиснуться в очередь на кооператив, — не удалось. Тогда, кстати, сначала очередность надо было купить, а потом уж взносы платить…
«Может, и вправду податься в дворники и писать драму про обманутых дольщиков? Или про…» В бумаготворческой организации подобные драматические сюжеты просто складировались на архивные полки — бери, олитературивай, публикуй. Только кому это надо…
Владимир Павлович вернулся к лежбищу бумаг: что-то в архив, что-то в урну, что-то передать по инстанции… Ну вот еще один любопытный брикет «донесения». Витиеватый почерк напомнил детективное содержание сигнала: один местный заслуженный работник культуры, для краткости именуемый далее засракультом, исхитрился передать половину здания своего учреждения своему же дальнему родственнику — как бы бартер, в счет оплаты за ремонт. И прилагались копии документов, из которых следовало, что совершено мошенничество в особо крупном размере. Сей же засракульт изловчился включить свою дочь в список «утопленников».
Стоп! Снова на поверхность сознания всплыли золотистые волосы Саниной утопленницы. К чему это?.. Хотя тогда «утопленниками» называли граждан, чье жилье подверглось затоплению в период давнишнего весеннего паводка. Дочь засракульта якобы проживала в подтопленном и разрушенном строении на улице Прибрежной, которую действительно в свое время смыло паводком. А еще в «донесении» развивалась венерическая тема дочери засракульта. Несчастная в личной жизни, та яростно боролась за чужого мужа и против супостатов-сослуживцев всякими способами, в том числе прибегая к помощи окрестных колдунов. И заколдованные сырые (что важно в этом многотрудном деле) яйца подкладывала на рабочее место сотрудникам, и соль рассыпала у порогов ненавистных кабинетов, и таблички с именами врагинь отколупывала для колдовских манипуляций… Ну, в общем, бесовщиной занималась по полной. Счастья, впрочем, себе так и не стяжала, но люди ее опасливо сторонились.
«Может, эту житейскую историйку взять да изложить в виде мелодрамы для сцены, а еще лучше — сериал сварганить? — бесшабашно думалось Доброскокову. — Не очень масштабно, ну и что ж, зато душещипательно. И поеду покорять столицу».
…Слезоточивые сумерки поглощали городок. Владимир Павлович, не завершив расправу над скопищем бумаг, отправился домой — придет на выходные, поработает, как это делал и раньше. Его уже заждалась позитивная жена Надежда, которая теперь еще более, чем прежде, окружила улыбчивой заботой:
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- 17 м/с - Аглая Дюрсо - Современная проза
- Ступени - Ежи Косински - Современная проза
- Ветер в ладонях - Рами Юдовин - Современная проза
- Ложится мгла на старые ступени - Александр Чудаков - Современная проза
- Африканский ветер - Кристина Арноти - Современная проза
- Дом моделей - Александр Кабаков - Современная проза
- Евино яблоко (сборник) - Андрей Макаревич - Современная проза